Начало: Таверна "Большой Черпак"

2-е число, первого месяца лета. Вечер и ночь на 3е

Выйдя из таверны, слуга выбежал вперед Тагайла, отвязал лошадь от коновязи и подвел барду.
- Прошу тебя, господин!

Тагайл легко вскочил на лошадь, подбирая поводья из рук слуги. В седле он держится прямо и уверенно
- Веди.- улыбнулся

Мужичок подобрал уздечку и повел всадника вверх по улице, мимо темных домов, редких палисадников и низеньких заборчиков. Шел он молча, быстро и, вдруг, указав на темную черепичную крышу где-то на самом верху улицы, сказал довольно:
- Считай, пришли! - и через еще несколько времени слуга и бард оказались перед высоким деревянным забором с крепкими воротами, которые будто сами распахнулись перед ними.
То есть, конечно, не сами. Их немного приоткрыли - ровно настолько, чтобы могли войти пришедшие - двое крепких, серьезных ребят в латах и при оружии.

Расценив, что купец верно удачлив или умен, а то и все вместе, Тагайл спешился, окинул стражников спокойным взглядом человека, понимающего толк в оружии и доспехах и вновь выжидающе поглядел на слугу.
В том взгляде, что он подарил стражникам, не читалось ни вызова ни озорства. Скорее принятие того факта, что люди исполняют обязанности. И, похоже, исполняют неплохо. Уважение читалось. И достоинство

Стража закрыла ворота, заняла исходные позиции. К Тагайлу подходит еще один охранник, примерно того же возраста, что и хозяин дома. Слуга к тому времени уже успел откланяться и сбежать, и теперь Тагайл оказался под пристальным, изучающим взглядом, старого, опытного вояки.
- Здравствуй, господин! - говорит, не спуская внимательных глаз с барда.

- И тебе поздорову, добрый человек.- ответил бард, глядя прямо в глаза воину. Спокойно так глядел, чуть заметно улыбаясь
Тагайл выглядит лет на тридцать пять. Зрелый человек, поживший жизнь. Поза уверенная и повадки. Движения плавные. Глаза, обычно смеющиеся, сейчас серьезны. И только читается в них все тот же обычный его вопрос, на сейчас раз облеченный в более вежливую форму "И? Что ты хочешь узнать?"

- Есть ли оружие при тебе, господин? - видимо, начальник над теми двумя, говорит мужчина спокойно, уверенный в своих силах. И, будто отвечая на невысказанный вопрос, и памятуя наставления хозяина о "вы уж повежливей с ним", поясняет: - Не положено у нас гостям при оружии быть.

- Нет при мне оружия.- добродушно усмехается бард.- К уважаемому человеку ехал, не к лихому. Ведь не обидят же тут барда?
Неудержимо губы расползаются в улыбке. Долго хранить серьезное выражение Тагайл просто не в состоянии.

Стражник прячет усмешку в усы. Точь-в-точь, как купец.
- Всякие люди бывают, парень, - почти благожелательно ворчит начальник. - Ты нас не обидишь, и мы тебя не тронем. А порукой тебе тому честное и уважаемое имя моего господина.
И не успел еще Тагайл потерять терпение, как на крыльце показался давешний купец. Расплываясь в довольной, щедрой улыбке, он шел к барду.
- Пожаловал, гость дорогой? - мужчина широко развел руками в приглашающем жесте, - милости прошу, милости прошу в мой скромный дом!

- И то верно. Особенно по нынешнему времени.- согласно кивает.
Тагайл еще раз окинул взглядом "скромный дом", что мог поспорить и со дворцом правителя, заулыбался еще шире:
- Здравствуй и ты под сенью твоего дома, добрый человек. жаль не знаю, как звать тебя. В тот раз имени не спросил, да своего не сказал. Меня зови Тагайлом.
И, повторного приглашения не дожидаясь, шагнул бард на крыльцо.

Вступив на крыльцо, он оказался прямо перед хозяином дома.
- И ты здрав будь и славен, мой гость! Меня зови Вальмутом, господин Тагайл. - и, не тратя более времени на слова, пригласил барда следовать за собой.
Он провел его в небольшую залу, где стоял крепкий дубовый стол, за которым могло поместиться человек восемь. У одного конца стояло кресло, так же из дуба, украшенное причудливой резьбой, а вокруг стола - высокие скамьи. В углу горел камин.
Купец прошел прямо к креслу, и указал гостю на место справа от себя.
В дверях тотчас показалась молодая миловидная девушка, к которой торговец и обратился:
- А ну-ка, милая, зови всех моих, да начинайте на стол накрывать!

Бард, держался подле хозяина, но чуть приотстал, когда они вошли. Впрочем, стоило купцу дать понять, о том, какой в его доме порядок установлен, бард подошел и встал справа от него. Видно, вежливость тоже была ему не чужда. Не только кулаками махать горазд, да песни горланить что есть мочи.
Стоит, спина прямая, взгляд веселый, да и улыбается, не переставая. Вот от  этого он не мог отступиться никак и мало что могло испортить его жизнерадостное настроение. Даже дрался Тагайл весело, с огоньком дрался. А уж в гостях, куда песни петь пригласили, с пасмурной мордою сидеть и вовсе не годилось.
С умеренным любопытством оглядел комнату, спросил:
- Вижу, семейство твое велико, почтенный хозяин?

- Сейчас сам увидишь, - благодушно ответил купец, пряча улыбку.
Вскоре в комнату вошла моложавая женщина. Лицо ее хранило следы былой красоты, а фигура - стройность. Следом за ней топал рослый парень, вихрастый и лопоухий.
Когда они подошли ближе, Вальмут сообщил:
- Вот Тагайл, знакомься, это - моя жена, Вереск, а это мой сын - Берри.
Женщина слегка поклонилась.
- Здравствуй, господин мой!
Следом быстро поклонился и сын, сказав приветствие.

Почти одновременно с ними поклонился и бард.
- Здравствуй, госпожа. Меня зовут Тагайл.- представился, несмотря на то, что имя было уже упомянуто.- Странствующий бард я.- добавил с улыбкой.
На женщину бард не пялился, хотя красота для барда - это же повод песню сложить. Кроме почтительного уважения есть еще тепло. На Берри взглянул внимательнее, но тоже так - в меру. И куда подевался разудалый весельчак, расходившийся намедни в таверне?

Теперь купец обратился к своим домашним.
- Вот жена, познакомься, это тот самый бард, о котором я тебе днесь рассказывал.
Женщина всплескивает руками.
- Ой, батюшки, какой же ты нам подарок сделал... - и ее взгляд, полный нежности, устремляется на мужа.
- А как же... - откликается тот и взгляды супругов соприкасаются.
Берри в это время стоит и с любопытством разглядывает певца. Явно хочет что-то спросить, но, будучи вдвое младше даже Тагайла, вынужден молчать.
Купец еще несколько раз взглянул на дверь, переглянулся с женой, и, вздохнув, почти весело сказал:
- Давайте садиться, что ли? - и первый, с кряхтением, уместил свой немаленький вес в кресле. Звучно хлопнул в ладоши, и тут же в зал вошла девушка служанка и пожилая, очевидно, экономка. Они принесли супницу и лоток с хлебом, разложили тарелки и ложки и удалились. Встала жена хозяина и разлила каждому ароматной, наваристой ухи - сначала хозяину, потом гостю, сыну, и, наконец, себе. Купец преломил хлеб и ужин начался.

Тагайл лишь бровь заломил слегка, внимая столь ярким словам и наблюдая реакцию на такое в общем-то обычное событие, как приглашенный бард. На живом лице появляется некоторое удивление. 
Бард подмигивает Берри, взгляд его лучится понимающим весельем. Мол порядок-то да, в отцовском доме уважать пристало, а что любопытство юности плещет через край - то понимаю.
Опустившись на лавку, подождал, пока супруга хозяина разольет суп, благодарно кивнул и приступил к еде. Хотя и не был он голодным, а угощением пренебрегать не пристало.

Когда с супом было покончено, по хлопку Вальмута все тарелки были унесены и принесли второе - картошку с мясом. Купец довольно потирает руки - он был любитель вкусно и плотно поесть.
- Ну что, господин мой Тагайл, понравилось ли тебе наше угощение? В кабаках-то, небось, так не кормят? - и он заговорщицки подмигнул барду.

Бард гулко рассмеялся.
- Еще бы, господин Вальмут. Домашний очаг не сравнится с гостиным двором.
Похоже, что всего, касаемого вкусной еды, Тагайл с Вальмутом пребывают в полном согласии. Бард съел все подчистую, довольно улыбаясь, распрямился на скамье.

Бард поднялся, поклонившись в свой черед девушке.
- Здравствуй, госпожа моя. Благодарю на добром слове.
Невольно Тагайл залюбовался ее походкой, легкостью и красотой. А кто бы не залюбовался на его месте? Во взгляде барда не было похотливой оценки мужчиной приглянувшейся ему женщины. Скорее интерес и внимание были сродни отеческому.
Опустившись на место, потер лоб и снова улыбнулся - всем сразу, широко и ярко.

Тагайл отведал. Еще только поднеся чашу к лицу, улыбнулся. Так улыбается человек, встретивший давнего и доброго знакомого. Пробовал ли он когда-то это вино? Вряд ли. Но в хорошем вине толк знал определенно. Прямая спина, гордая осанка, руки воина и манеры ... впрочем манеры-то как раз умело скрывало общее добродушие и открытость, какая свойственна может быть и людям простым и придворным при сильном правителе.
Подняв чашу в благодарственном жесте, Тагайл отпил несколько глотков и поставил ее обратно.
- Что же.- молвил.- Честь честью отплачу тебе, добрый хозяин. И дому твоему тоже и ближним твоим.
Подождав, пока соберутся все, кто должен был собраться, Тагайл отстегнул лютню с пояса и положил на колени. Рука привычно пробежалась по струнам, вознося под своды первые звуки. Вослед зазвучал и голос.
Это в таверне бард пел так, что уши закладывало, а тут песнь была иная. Голос, громкий и сильный, умеривался мотивом и словами, повествующими о временах короля Акамбара, об основании новой столицы, Хавноре. О том, как строился город, как людскими стараниями возводились башни, стены, как рос флот, как торговые корабли один за другим уходили из славного порта и возвращались обратно. А воины отражали атаки каргов.
Расцвет и слава, добрые времена. Та история, корни которой питали и питают живущих ныне. А Тагайл казалось, и сам погрузился мысленным взором в ту пору. И ничего кроме спетого не имеет для него сейчас значения.

Отредактировано Тагайл (2012-01-27 02:35:05)

Тагайл, погруженный в себя, не сразу понял, что к нему обратились. А когда понял, на лице вспыхнула обычная жизнерадостная улыбка. Оглядел собравшихся веселым взором человека, неспособного от природы подолгу находиться в грусти, и ответил сперва Скай:
- И вновь благодарю тебя, госпожа моя, на добром слове. Подобная похвала греет сердце певца.
Не стал он вмешиваться в короткий спор между женщинами, рассудив, что очевидное и без того очевидно, а добрые слова так или иначе были прибраны в копилку сердца.
- Ни у кого я не учился, господин мой. Сколько помню себя, столько и рождаются в душе слова и звуки. Бродя по миру, наверное все же учился у всех понемногу. Где слышал, там заучивал баллады и легенды. А некоторые песни сам слагал.

Отредактировано Тагайл (2012-01-29 00:30:06)

Тагайла не надо было долго упрашивать. Открытая душа, широкая улыбка и широкие ладони, веселье - зайчиками в глазах, в меру и к месту - шутка. Бард на то и бард, чтоб песни петь. Радость ему это - делиться своим мастерством, не тая его от людей.
Он спел еще одну балладу, передохнул, дав слушателям осознать услышанное и пожить в той заветной тишине, когда сердце каждого бьется в ему одному ведомом ритме, а душа пребывает в покое или смятении. Но всегда человек находится в другом мире. На минуту, на две - в другом. И со дна души поднимается что-то забытое, погребенное казалось бы под слоями прожитых лет, пережитых утрат, разочарований. И хочется вновь чего-то такого, о чем лишь в детстве мечтается.
Потом последовала еще одна баллада. И еще одна. Ночь летела над домом купца, звезды кружили на небосводе, а люди все не расходились, шагнув в ожившее волшебство сказаний.

Тагайл бережно держит лютню на коленях, задумчиво оглядывает людей. Что-то изменилось и в нем самом за эти минуты? часы? Кажется, он рад. Тому, что спетое и рассказанное было не напрасно, что отозвалось в сердцах и, быть может, осталось там. Разудалого весельчака как ни бывало. Спокойное достоинство, улыбка.
- Конечно же, добрый хозяин, я буду благодарен тебе за гостеприимство. и останусь под кровом дома твоего до утра, раз ты приглашаешь.

Тагайл усмехнулся
- Я бард, господин мой. А то, что все эти "слишком" вместе собрались, так стоит ли удивляться? Жизнь длинная, а подчас и не простая. Я у тебя тайн не выспрашиваю, верно же? Так зачем тебе мои знать? Бард перед тобой, песенник путешествующий. Давай оставим все так как оно есть.
В голосе Тагайла рука об руку с вежливостью, появилась властность человека, привыкшего чаще отдавать распоряжения, нежели подчиняться им

- Не вижу причин отказывать в просьбе. Дело-то достойное, не многие сейчас стремятся сохранить что-либо из того, до чего рукой дотронуться нельзя. -улыбнулся, положив ладони на стол.- Одного не знаю я - надолго ли задержусь на острове Онтуэго и как часто смогу навещать дом твой. Я прибыл на корабле, на корабле и уйти могу, а море переменчиво - не всякий корабль возвращается в порт, какие и на дне морском остаются. Но если буду здесь, в городе, то и новая встреча наша состояться может. Меня можно найти в "Большом Черпаке". Или на корабле, что "Буревестником" зовется спросить Тагайла.